Интервью с Героем Советского Союза Николаем Антошкиным

Николай Тимофеевич Антошкин (19 декабря 1942, Кузьминовка, Башкирская АССР — 17 января 2021, Москва) — советский и российский военный и политический деятель. генерал-полковник авиации (1994), военный лётчик 1-го класса, Заслуженный военный лётчик Российской Федерации (1993). Ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС, Герой Советского Союза (1986). Президент Межрегиональной организации «Клуб героев Советского Союза, героев Российской Федерации и полных кавалеров «Ордена Славы» города Москвы и Московской области».

Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации Антошкин Николай Тимофеевич

В октябре 1965 году окончил Оренбургское высшее военное училище летчиков, в июне 1973 года — Военно-воздушную академию имени Ю. А. Гагарина, в июне 1983 года — Военную академию Генерального штаба Вооруженных сил СССР.

С ноября 1993 года по март 1997 года Николай Тимофеевич Антошкин был командующим фронтовой авиацией ВВС России. С ноября 1997 года по июль 1998 года — заместитель Главнокомандующего ВВС по боевой подготовке. С сентября 1998 года генерал-полковник Н. Т. Антошкин — в запасе.

Участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС (1986), в первые десять суток непосредственно руководил действиями личного состава по закрытию реактора. Лично совершал облёты реактора, получив при этом большую дозу облучения. В конце апреля 1986 года выполнял задание по засыпке с вертолётов грузов в повреждённый реактор, разработал и внедрил новые способы их крепления, обеспечив непрерывный «конвейер» вертолётов с засыпкой. Лично провёл в воздухе десятки часов в зоне АЭС.

За большой личный вклад в успешное проведение работ по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, устранение её последствий и проявленные при этом мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 декабря 1986 года генерал-майору авиации Антошкину Николаю Тимофеевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В разное время был награжден орденами Ленина (1986), «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» II и III степеней (1991, 1977), «За заслуги перед Отечеством» III и IV степени с мечами (1996, 2013).

Корр.: Николай Тимофеевич, в чём заключалось Ваше сотрудничество с Григорием Грабовым?

Николай Тимофеевич: Познакомились мы с ним давно, я тогда занимал ещё должность Командующего Военно-воздушными Силами Московского Военного округа. Потом я по службе двигался дальше, и, будучи на должностях Командующего Фронтовой авиацией, заместителем Главнокомандующего ВВС РФ, приходилось с ним встречаться и решать определённые вопросы.

В чём заключалось наше сотрудничество? Это получение информации от Григория Петровича по авиационным, автодорожным и другим происшествиям, которые могли бы произойти, если бы не были своевременно приняты меры, в том числе с моей стороны и со стороны моих помощников.

Что со своей стороны я делал? Когда я получал информацию о возможных неблагоприятных ситуациях, я перекрывал кислород, как мы говорим в авиации. То есть в этот день или вообще запрещал летать, или ограничивал полёты, или упрощал задания на полёты с тем, чтобы ничего не произошло. И Вы знаете, когда я принял командование ВВС МВО, нам удалось через два года вообще прекратить лётные происшествия. Впервые за всю историю существования ВВС МВО!

В 5 раз уменьшилось количество ежегодно погибающих военнослужащих. И это с учётом того, что общая численность войск возрастала, а участие в боевых действиях увеличилось. Когда принял командование, было большое количество преступлений и происшествий разных. Нам удалось снизить их количество в три раза. В 3 раза в течение одного года! А утеря и хищение оружия и боеприпасов вообще была исключена. Примерно такая же картина наблюдалась и во Фронтовой авиации. В короткий промежуток времени мы добились определённых результатов в боевой подготовке, в укреплении воинской дисциплины и порядка.

Корр.: Скажите, как Ваши коллеги и вышестоящее руководство относилось к такому вот нетрадиционному способу наведения порядка?

Николай Тимофеевич: На первых порах люди не понимали. Когда человек не сталкивался, пока его не коснулось, ему тяжело понять. И меня не понимали. Разговорчики там шли, слушочки, шептунчики разные — вот мол, командующий вроде того… А про высшие эшелоны и говорить нечего, там иногда и пальцы у виска крутили, когда речь обо мне заходила.

Но могу сказать, что когда люди на фоне предыдущего начинали видеть результат, то они стали меня просто поддерживать. Я когда принял ВВС Московского округа, там доходило до 11 лётных происшествий в год — это аварии, катастрофы, поломки и т. д. И когда мы начали таким образом работать, через два года уже самолёты, вертолёты не падали. Несмотря на то, что уже велись боевые действия в Абхазии, на Северном Кавказе, в Таджикистане. По всем направлениям улучшение произошло. Более 50 погибших за год было, стало 9. Были десятки осуждённых, примерно 140 с лишним преступлений и происшествий было — стало 40. Есть разница 140 и 40.

И вот в тот год, впервые назвали Военно-Воздушные силы страны в числе лучших видов Вооружённых сил. А я же говорю, благодаря нашему сотрудничеству с Григорием Петровичем Грабовым. И не только с ним. Были у меня в Киеве такие одарённые люди, были и в Москве, очень много и плодотворно я работаю с Виктором Тимофеевичем Новичковым. Есть ученики и ученицы Григория Петровича, с которыми я тоже работал и работаю.

Корр.: Тогда не совсем понятна позиция сегодняшних авиационных руководителей или людей, отвечающих за ядерную безопасность в стране. Если Григорий Грабовой делает предупреждения о возможных авариях, в том числе и на Балаковской АЭС, то нет оснований не доверять этому человеку. Почему такое отношение с их стороны, ведь речь идёт, по большому счёту о жизни многих людей?

Николай Тимофеевич: Я всегда считал, что лучше перестраховаться, чем потом кусать локти. Потому что всё это может привести к очень тяжёлым последствиям, очень тяжёлым. Ведь Чернобыльская катастрофа — это не просто катастрофа, это величайшая трагедия XX века. И ничем пренебрегать нельзя.

Вам, наверное, известно, что я руководил действиями авиационной группы, наземными подразделениями и бригадами рабочих по закрытию аварийного реактора на Чернобыльской АЭС. Там получил дозу облучения более 600 рентген. Я лично благодарен Григорию Петровичу за то, что он первый предупредил меня и показал на снимках, что мой костный мозг поражён радиацией. И он сказал мне тогда, что мне необходимо в срочном порядке лечиться, иначе будет поздно.

Я же не зря рассказывал Вам про свой авиационный опыт. Даже наши авиационные мудрецы, те дни, в которые я запрещал полёты, называли «антошкинскими» днями. Сейчас то мне это уже как-то льстит, а тогда ведь это в укор ставили. Вот нам, заслуженным лётчикам и вроде как запрещают. Но ведь падали и Герои Советского Союза, и дважды Герои, и заслуженные лётчики-испытатели…

В Жуковском если будете, посмотрите, сколько сегодня памятников лётчикам-испытателям поставили, сколько могил Героев?!

Поэтому пренебрегать подобными вопросами нельзя, я так считаю. И если пренебрегают, то это уже совершают определённое преступление. Правда, только вряд ли их кто-то обвинит за последствия, когда случится всё это. Здесь личная ответственность должна быть и понимание ситуации. И когда обо мне говорят и пишут, что я малокровный или бескровный генерал, то для меня это больше чем награда. Я считаю, что если бы подчинённые мне командующие и командиры более внимательно относились к предупреждениям, результаты были бы ещё весомее. Было бы ещё меньше потерь, но люди не слушают, когда им говоришь. Нет и всё.

Корр.: Почему Вы начали доверять этой информации?

Николай Тимофеевич: Люди, которые меня знали, всегда замечали, что я как-то реагирую на те моменты, которые многим ещё не понятны. В каком смысле? В природе происходят определённые явления, и они воздействуют на людей, на технику и т. д. Вот это воздействие всевозможных явлений я стал остро чувствовать после событий в Чернобыле. Начал замечать, что в определённые дни люди себя ведут как-то неадекватно. Мой водитель, к примеру, каким-то рассеянным вдруг становился, невнимательным или нервным, и машину водил соответственно, вплоть до мелких аварий.

Потом ко мне в руки как-то попал журнал «Огонёк», в котором печатали всплески солнечной активности и дни, в которые и человек, и природа ведёт себя не так, как обычно. Начал фиксировать эти дни и анализировать. Получилось, что на это время приходится не менее 60—70% всех преступлений, авиа-, автокатастроф и т. д., даже если и принимаешь меры. Когда начал глубже работать, убедился и в том, что именно на эти дни более 90% всех самоубийств выпадает. Есть в армии такое — кто повесился, кто застрелился…

И поначалу я стал в эти дни сам работать с людьми — как-то ограничивал выезды, загонял политработников в караулы и т. д., и обнаружил, что количество происшествий и преступлений стало как-то уменьшаться. А когда стал командующим ВВС, то смог уже более активно, продуктивно внедрять то, что до этого уже начал использовать.

Ведь дело в чём? Г. П. Грабовой, он ведь не просто даёт данные о том, что могут произойти какие-то происшествия, он каким-то образом расформировывает эту негативную информацию. Насколько я знаю, что если есть предупреждения со стороны таких людей, как он, то это может не произойти, идёт как бы нейтрализация этого. Мне пока тяжело как-то это понять и объяснить.

А то, что мир устроен не совсем так, как мы себе его представляем, я убедился давно. Когда нас перебросили на Дальний Восток в связи с событиями на острове Даманском, впервые на НЛО наводили МиГ-21Р во время полётов, это всё было на глазах сотен, а может и тысячи людей, которые были в это время на аэродроме во время полётов. Второй раз в Талды-Кургане мне пришлось с этим явлением столкнуться, МиГ-23 мы направляли на них. И вот тогда ещё натолкнулся на мысль, что несколько по-другому надо на мир смотреть. И не так как нам говорят. Вот тогда уже было посеяно сомнение, и я стал немного этим заниматься.

Корр.: Расскажите подробнее про этот случай.

Николай Тимофеевич: Это было в 1969 году. Мы видели светящееся что-то, типа эллипса. Я тогда ещё командиром звена был. Руководителю полёта сообщаем, что вроде из наших кто-то горит, впечатление такое. Он всех запросил — все отвечают. А рядом МиГ-21Р в зоне выполнял пилотаж, самолёт-разведчик, безоружный был. Ему приказали прекратить задание и посмотреть что там. Он развернулся и пошёл в ту сторону. Но как только он стал приближаться, этот неопознанный объект с колоссальной скоростью ушёл вверх и превратился в маленькую точку и с глаз долой исчез.

Что я могу здесь рассказать? Если такое мгновенное реагирование, то какая там перегрузка на объект этот и на тех, кто там находится. Это какие технологии должны быть, чтобы выдержать на такой скорости всё это. Я лично не представляю, хоть немного понятие об авиации имею :-). Это видимо совершенно другие энергии, технологии, и средства защиты живого или что там находится.

Примерно такая же картина была в районе Талды-Кургана. Там мы наводили истребитель МиГ-23. Всегда, как правило, службы безопасности эти документы убирают, сначала заставляют объяснительные писать, потом всё убирают и все разговоры прекращают. Засекречены все эти дела были.

Корр.: Вы сами исследовали эти явления, что это?

Николай Тимофеевич: У нас Марина Лаврентьевна Попович этим занимается, она большой специалист в области уфологии. Я не исследовал, мне некогда было, но в моём понимании, в космическом пространстве мы не единые существа. Земля находится под определённым контролем, и не только со стороны земных государств. Наверняка есть более высокие уровни развития цивилизации, где-то ниже, где-то как мы. Этими сведениями больше конечно располагают учёные, секретные службы и т. д. Я доступ к этим материалам не имею. Но в моём понимании, не одни соседние государства за нами наблюдают. Вот с какой целью — это другой вопрос.

А такие люди, как Г. П. Грабовой, имеющие доступ к определённой информации, большими сведениями располагают, и могут объяснить это на научном уровне. Я могу образно, только на пальцах объяснить, как лётчик.

Корр.: Знаете, какая-то парадоксальная ситуация складывается. Уровень угроз растёт, а мы не то, что объяснить их не можем, но ещё и пресекаем инициативы тех, кто понимает, о чём идёт речь. Ведь сегодня официальные структуры не обращают внимание на предупреждения. Что делать в этой ситуации?

Николай Тимофеевич: Вот есть при МЧС дежурные службы, надо давать туда сведения и фиксировать, кому и когда их передали. Один раз, второй, третий — потихоньку поверят. Сначала не верили у нас и в Жуковском. Приходит Виктор Тимофеевич Новичков, надо говорит сообщить, что тогда-то, такой-то самолёт может упасть, ещё и уточнил — на 11 секунде после взлёта. Мы даём это предупреждение туда, там же друзья наши, но они не послушались — самолёт падает. И на 11 секунде. Ну что? Немного стали прислушиваться. Или даёт предупреждение, что стыковки автоматической не будет, тоже с недоверием отнеслись. И на самом деле, стыковки не было этой автоматической, причины так и не установили.

Помните, катастрофа самолёта в Иркутске была? Я могу сказать, что за месяц примерно получил это предупреждение, и мы сразу передали эту информацию дальше. Но каюсь, не проконтролировал. В связи с тем, что после Чернобыля у меня был приступ, я лежал в госпитале, и у меня до 42 градусов температура доходила, я это дело упустил. Когда вышел из госпиталя, как раз мероприятие проводили, приуроченное к годовщине Битвы под Москвой. И вот на этом мероприятии, смотрю — вся служба безопасности полётов потихоньку начала сбегать. Спрашиваю: «В чём дело?» В Иркутске, говорят, упал самолёт. У меня сразу мысль — я же получал эту информацию, давал и предупреждал, но потом забыл об этом, представляете?!

И много разных случаев было, очень много, и виноватых тоже. В тех же автотранспортных происшествиях. Вот, командира вызываю, спрашиваю: «Ты был предупреждён?» Он: «Виноват, товарищ командующий». Я говорю: «Виноват то, виноват, но человека же нет, водитель погиб. А если бы ты не сегодня, а завтра его послал, разве что-нибудь бы изменилось?».

К сожалению, только после трагедий люди понимают, начинают прислушиваться и верить. Стали верить и наверху. Сколько мы таких людей спасли и с Григорием Петровичем и с Виктором Тимофеевичем, и с другими людьми — я сосчитать не могу. И считать не надо, самое главное, что они живы.

Корр.: То есть получается, пока человек не столкнётся сам с подобной ситуацией, он не будет этому верить, так что ли?

Николай Тимофеевич: Получается, что так. Здесь ещё, как я думаю, многие из нас просто не доросли до понимания этих моментов. Особенно в последнее время, когда у людей стало измеряться всё только долларами зелёными, у многих, похоже, вообще, и разум помутился от них. Я думаю, это недопонимание больше связано с духовностью людей.

Пока человек не поднимется духовно и нравственно до определённого уровня, всё так и будет продолжаться. Возьмите врача, учёного. Вот есть у него обо всём свои понятия, он всю жизнь работал над этим, о другом и не задумывался. И Вы попробуйте, переведите его на другие представления. Да он будет яростно защищать своё, тем более, когда образно говоря, булку с маслом начнёт терять, за которую всю жизнь трудился. Так что пересмотреть свои взгляды сможет далеко не каждый человек, а это как раз говорит об уровне его духовности.

Вы посмотрите историю учёных. Как делаются открытия? Здесь одержимость внутренняя нужна, стремление к истине. Я думаю, люди с низким уровнем духовности не пойдут на это дело. Это ведь любовь к людям, к природе, это когда на первом плане не эти «зелёные», а совершенно другие вещи. Пока человек до этого не дойдёт, ему тяжело понять и поверить в эти вещи.

Корр.: Что мне представляется важным, так это возможность обучения технологиям прогнозного управления, которые предлагает Г. П. Грабовой. Как Вы считаете, насколько возможно обучение этим методам лётчиков, пилотов, ведь речь идёт о развитии способностей, заложенных в каждом человеке.

Николай Тимофеевич: Я думаю, что сегодня не каждый человек будет способным научиться на этих курсах. Я же не зря говорил Вам о духовности и т. д. То есть определённый уровень человека нужен. И на мой взгляд, допуск к этим технологиям не у всех должен быть. Потому что в нашем мире есть плюс, есть минус, то есть хорошие и плохие. Если «минуса» научишь чему-то, то он же ещё больше будет вредить людям, человечеству и т. д. Надо привлекать позитивно мыслящих людей, нацеленных на положительные дела. Сегодня мы ведь губим сами себя, губим природу, Землю, потом всё это на Космос переводим, там начинаем безобразничать. А этого ведь нельзя допускать. Раз Земля — единый дом, надо беречь его.

И потом, знаете, сегодня под сукном на многих столах лежит немало выдающихся технологий и открытий, запуск которых миру дал бы огромный скачок, в первую очередь в области использования экологической энергии. Вот открыли новый источник энергии, а как Вы внедрите его через газовых, нефтяных, электрических или угольных магнатов? Вы же не протолкнёте просто.

Только голову высунете… Это как в Турции, преступников сажали в бочку с дерьмом и ятаганом махали. Успел голову в дерьме спрятать, голова на месте, а высунулся — голову с плеча, этим ятаганом и отсекут. В этом ещё беда.

Вот в Москве дышать нечем. Ю. М. Лужков пытается электромобили внедрять, как более экологичный транспорт. Это же хорошо, но ведь как тяжело перестраиваться, инерция наша, привычки… Вот заправился бензином, едет, газует и его не интересует ничего, он даже не понимает, что он загрязняет всё вокруг. Сколько от нарушенной экологии болезней и вирусов разных. А фармакологи тут как тут, лекарства не успевают новые выпускать. И вместо того, чтобы источник отравы убрать, придумываем новую отраву против старой отравы. Это как порочный круг, знаете…

То есть я опять клоню к духовности. Человек должен понимать этот мир совершенно по-другому. Только тогда он сможет запустить эту энергию, или освоить эти технологии, тогда и жизнь пойдёт несколько по-другому. Люди сегодня понять даже ещё их не могут.

Корр.: Как Вы считаете, что стоит за той ситуацией, которая сложилась вокруг имени Григория Грабового?

Николай Тимофеевич: Это очень тяжёлый вопрос и тяжело говорить. Но я свою точку зрения выскажу. Когда у нас человек хорошо занимается своим делом, вокруг него вдруг появляются «помощники», завистники, недоброжелатели, препоны ставят всякие…

Но когда он ещё смеет лезть в чью-то епархию, тут уже ятаганом начинают махать. Моё мнение, что когда Григорий Петрович полез в большую политику, тут всё и началось. А большая политика — это дело тёмное и грязное. Грязи и темноты там много, поэтому такие явления часто случаются, если не согласуются действия с другими.

Второе, объявив себя новой мессией, наверное, переступил порог не разрешённого, не дозволенного.

Я ни на лекциях, ни на занятиях, ни на мероприятиях не был у него нигде. Что там и как, я не знаю. Но в моих отношениях с Григорием Петровичем не было отрицательных моментов. Вот скольких людей ему удалось спасти, только с помощью той информации, которую получал я от него и его учеников. Думаю, что очень многих. И предотвращён ущерб государству, да ещё какой! Ведь каждая воздушная или наземная катастрофа приносит огромный моральный и материальный ущерб государству.

За всё время знакомства с ним и его учениками с меня не взяли ни копейки, и речь об этом никогда не заходила, была только какая-то озабоченность тому, что их информация не воспринимается во многих местах.

И знаете, когда я стал командующим, я понял, что есть определённые рамки, коридоры, за которые особо выходить нельзя. Как вывалишься, то можешь не там и оказаться.

Корр.: Вы хотите сказать, что инициатива наказуема? Ну, мы же заявляем, что у нас свобода и демократия в стране.

Николай Тимофеевич: О какой демократии Вы говорите? Демократия — это когда все равны перед законом, все должны работать на Отечество и равно по заслугам получать от него. А у нас, кто с деньгами, тот прав, а кто без денег…

Ведь и многие СМИ сегодня могут затоптать любого человека. Не зависит, сколько ты звёзд будешь носить, тебя в один момент могут оболгать, очернить, перемешать с грязью и выплюнуть. Вот и всё. Если сейчас уже про Георгия Константиновича Жукова говорят, что он безмозглый стратег-полководец, то рядового солдата и офицера вообще можно перемешать не знаю с чем. И это делается специально, по чьему-то заказу, за деньги. А ведь кто обливает, тот ведь ни для государства, ни для общества ничего не сделал, кроме как грабежа и вранья.

Если уж родные дети сейчас родителей убивают, чтобы завладеть деньгами или квартирой, о чём там ещё говорить?! Сейчас ребята—наркоманы за один укол мать родную, Родину, всё что угодно продадут. Вот кого воспитывает наша демократия. Какая тут демократия?

Всё общество, государство должны думать о подрастающем поколении. Герои и кавалеры ордена Славы, ветераны последние силы отдают трудовому, военно-патриотическому воспитанию молодёжи, пытаются им найти правильный путь, но достаточной помощи и поддержки не получают, кроме Правительства Москвы, а работать над этой проблемой необходимо, как говорят, всем миром.

На мой взгляд, сейчас идёт более страшная война — информационная. Ядерное орудие, химическое, бактериологическое — это всё вчерашний день. Информационная война идёт и на экономическом уровне, и на политическом, и в идеологии, и во всех сферах… Она распространяется как метастазы рака. Это как зараза. И самое главное — людям она не понятна. Ведь за последние годы мы потеряли больше людей, чем за годы Великой Отечественной войны. И такая война, она страшнее, потому что она невидимая. Воюют с нами с помощью лекарств, воды, питания, школьной системы обучения, дурят нашего брата с помощью тех же СМИ…

Корр.: Николай Тимофеевич, сегодня все Бога ищут, кто в церкви, кто в Душе… А что для Вас Бог?

Николай Тимофеевич: Я верю в Высшую силу. В какой она форме? Может быть, и в форме человека, в котором накоплены и знания и опыт, и энергии, а может быть это сгусток творящей энергии, мысли, опыта, знаний … В этом вопросе больше знают и понимают священнослужители.

Для меня до конца всё это не понятно, но такое чувство, что что-то есть. И я не то, что постоянно хожу в церкви, я просто в Душе верю. Всё-таки есть что-то такое, что тебя оберегает по жизни, подсказывает в трудные моменты, направляет на истинный путь…

Когда меня спрашивают: «Сколько Вы раз погибали?» Я отвечаю: «Много!»

И когда начинаешь анализировать ситуации, то понимаешь, что только на самолётах раз шесть можно было бы погибнуть, но я не погиб. Четыре-пять раз просто по жизни, на автомобиле раза два.

Как объяснить, когда с 5 тысяч метров лётчик летит и парашют не раскрывается, а он падает на склон горы — немножко помялся, но живой, представляете? Или упал самолёт, два человека живы, остальные все сгорели — как это объяснить? Опять наталкиваешься на мысль — наверное, не суждено этому человеку умереть. И таких явлений, которые мы до конца не знаем и не понимаем — очень много. Недавно в Канаде ребёнок с 9-ого этажа упал и остался жив — как объяснить это явление?

В Чернобыле знаете, такие сложнейшие были ситуации, когда казалось, что выполнение поставленных задач на грани срыва и в это время, то ли шла подсказка, то ли в голову что-то приходило, проблемы разрешались, ситуации разряжались.

Сколько я там радиации получил, должен был давно уже умереть, но в определённый момент люди сами ко мне приходили на помощь и я оставался живым. Я вышел на пенсию в 1998 году, а только в прошлом году встал на учёт в поликлинику. Есть люди, которые лечат без лекарств, и слава Богу, благодаря им, я чувствую себя нормально.

То ли сам Господь Бог меня прикрывает и помогает, но мне везло всегда. А может, что я к людям всегда бережно относился, не знаю… Для меня главным всегда был человек, он всё решает. И люди всегда отвечали взаимностью, от солдата до генерала.

А вообще, я родился 19 декабря — это день Святого Николая Чудотворца. Может быть, и с этим все чудеса как-то связаны…

Автор текста: Лариса Бочанова
09.04.2007 17:13

См. также

• Третья власть в зеркале четвёртой или три плюс четыре
• Интервью с Героем Социалистического Труда Мариной Попович
• Интервью с Героем Российской Федерации Павлом Виноградовым
• Интервью с председателем Комитета «Матери Беслана» Сусанной Дудиевой